FYI

Она находится в точке пересечения трёх понятий, первое из которых принадлежит к коллективной психологии и зачастую считается наиболее оригинальным интеллектуальным вкладом Сореля — это понятие мифа, понимаемого не как вымысел, расходящийся с реальностью, а, наоборот, как мобилизующее коллективное представление. Второе понятие связано, прежде всего, с социологией — это насилие, а точнее, роль насилия в межклассовых отношениях и в историческом развитии. Наконец, третье позаимствовано из событий сорелевского времени — это идея всеобщей стачки как найденной после долгих поисков формы народной и антиавторитарной революции.

Сорель был одержим страхом того, что после революции давление буржуазного государства немедленно сменится давлением государства социалистического. Отсюда поиски такой революционной модальности, которая позволила бы избежать централизации власти в руках одной партии. Фернан Пеллутье как раз усматривал во всеобщей стачке, как в пассивной революции, «революцию везде и нигде» — в отличие от тактических маневров некоего центрального комитета. Точно так же и Сорель, сравнивая всеобщую стачку с освободительными войнами, видит в ней наиболее яркое проявление индивидуалистического духа в восставших массах. Здесь отчетливо видно его недоверие к диалектике слепых масс и манипулирующих ими революционеров — диалектике, которая станет проклятьем XX века.

Задолго до большевистской революции 1917 года люди, мыслившие подобно Сорелю, предугадали все её извращения.

Часто ему кажется, что мелких реформ политического устройства и, прежде всего, изменений в составе правительства будет достаточно, чтобы направить общественное движение на смягчение тех ужасов, которые современный мир представляет на суд чувствительных душ. Стоит друзьям оптимиста прийти к власти, как он объявляет, что всё должно идти своим чередом, что следует не торопиться и довольствоваться тем, что подсказывает им добрая воля; его удовлетворение диктуется ему не всегда одной лишь корыстью, как полагают многие, — вместе с корыстью в нем говорят себялюбие и иллюзии, порожденные пошлой философией. Оптимист с замечательной лёгкостью переходит от революционного гнева к самому комичному социальному пацифизму.

Если оптимист обладает пылким темпераментом и, на беду, оказывается наделён большой властью, позволяющей ему воплощать в жизнь придуманный им идеал, то он может привести свою страну к страшнейшим катастрофам. Он скоро признает, что общественные преобразования не происходят с той легкостью, на какую он рассчитывал, в своих неудачах он винит современников, вместо того чтобы объяснить ход вещей исторической необходимостью, и хочет уничтожить людей, чья злая воля кажется ему опасной для всеобщего счастья. Во время Террора больше всех крови проливали те, которые больше других стремились осчастливить себе подобных золотым веком, о котором они грезили, и больше других сочувствовали человеческим бедам, — чем больше эти чувствительные оптимисты и идеалисты жаждали всеобщего счастья, тем более безжалостно они действовали."